– Я не могу иначе, извини, Сережа, – шепнула рядом Эния. – Он наш подданный, я просто не имею права не выяснить все про него. Это моя обязанность.
– Что ты, Эния, конечно. – Он повернулся – в синих глазах виновато отсвечивали неровные всполохи факелов. – Обязательно. Всегда оставайся тем, кем ты должна быть. К тому же мне самому хочется еще раз на него взглянуть…
Охранник остановился возле тяжелой железной двери и завозился, звеня связкой длинных тюремных ключей, – под низким сводом раздался противный скрип тяжелых, давно не смазываемых петель.
– Я буду рядом. – Он отошел в сторону. – Позовите, когда понадоблюсь.
Сергей кивнул и, пригнувшись, шагнул внутрь – следом мягко прошуршала платьем принцесса.
Он сидел на полу, запрокинув голову затылком к стене и закрыв глаза, этот странный узник, арестант, разбойник, пират… Тогда почему странный? Сергей молча разглядывал его – что в нем было такого, что заставило тогда задержать взгляд? Спутанные волосы и щетина – больше напоминающая бороду, обветренное лицо и жилистые руки – безвольно свисающие с полусогнутых колен… Руки, возможно, видевшие много крови.
Человек открыл глаза и посмотрел на них – Сергей отвернулся. Он мог бы и не открывать глаза. Потому что взгляда – в привычном человеческом понимании – все равно не было. Была пустота, глубокая пустота, очень знакомая Сергею, когда все равно и безразлично – есть здесь кто-нибудь или нет, кто-то говорит или кто-то молчит, рушатся стены или горит потолок, или даже разверзается сама земля и трубит горн Страшного Суда…
– Здравствуйте, человек, – сказала принцесса.
Он опять закрыл глаза.
– Оставьте меня в покое. – Голос напоминал перемалывающие жернова мельницы. – Позовите, когда будет казнь.
– Казни может и не быть, – спокойно сказала Эния.
Это было сказано как-то холодно, спокойно и уверенно-безразлично, что даже у Сергея почему-то сразу пропали сомнения – так и будет, это не просто слова, это констатация факта. Это говорила принцесса.
Человек открыл глаза и посмотрел на нее, в них что-то прошло, что-то – но совсем не удивление и не надежда. Его глаза напоминали залитый водой и потушенный костер, костер былой боли – когда после жаркого пламени остается только зола, и ветер иногда поднимает оставшийся, никому не нужный пепел…
– В чем ваша вина? – опять спокойно сказала Эния.
Ей невозможно было не ответить.
– Я преступник, леди, – тихо и медленно произнес человек. – Я убийца. Мои руки по локоть в крови. Я ХОЧУ казни. Прощайте.
Так. Она все-таки заставила его говорить. Он ей ответил, этот обгоревший и почерневший гроб – опустившийся под землю глубокого безразличия… Значит, диалог будет.
– Вы сами пришли, – холодно констатировала принцесса. – И сами попросили смерти. Вы считаете, что заслужили избавления?
Человек оторвал голову от стены и повернулся – в его глазах впервые пробежало что-то человеческое. Никто еще не говорил такое, что смерть – это избавление, и это избавление надо заслуживать… Однако это соответствовало его состоянию. Похоже, он даже немного удивился.
– Не заслужил… – Он опять откинул голову на стену. – Можете сделать это медленно и мучительно. Мне все равно.
– Послушайте, – неожиданно очень мягко и тепло сказала Эния – совершенно неожиданно. Она подошла и опустилась рядом на корточки. – Только немного послушайте. Вы совершили много страшного и много злого. Пускай так – я не сомневаюсь в этом и не хочу вдаваться в подробности. Пускай так. Но… Но что-то произошло. Произошло то, что случается далеко не с каждым. Вас испепелила совесть… – Власть сменилась материнством – настоящим, и это была не подделка – теплоту, заботу и участие ощутил даже Сергей. – Совесть пришла – она пришла и заполнила все. Она вывернула вашу душу и заставила возненавидеть себя. Она пришла – и вы увидели все. Кто вы есть, кем были и кем стали. Все. И тогда захотелось умереть… Так?
Он молчал, однако его глаза не отрывались от принцессы, и в них уже не было безразличия – в них начала появляться боль. Это была правда. Такая правда не могла, просто не могла ТАК переплетаться с участием. Да кто она такая…
Сергей прислонился спиной к стене, восхищенно глядя на Энию. Она вывела его, это же надо – вывела из ступора, ступора равнодушия, и так быстро. Елки, как ему далеко до нее, до ее воспитания, интуиции и… И сердца.
– Вы вспомнили самого себя, – мягко продолжала принцесса. – Сначала, наверное, маленьким и игривым малышом, затем парнем… Возможно, своих родителей – отца, мать… У вас, случайно, нет детей?
– Хватит! – глухо сказал он и опустил голову, закрыв глаза – его грудь поднялась и опустилась, как на вздохе после тяжелого рывка. – Хватит… Зачем вы пришли? Вы что, посланники ада? Я же еще здесь, на земле…
Эния молчала, не отрывая от него мягкого материнского взгляда. Она ждала – его сердце слишком долго несло в себе этот страшный и непосильный груз, тоннами сдавивший голову и обледенелое сердце, слишком долго выматывало душу – теперь его просто должно было прорвать…
Но его не прорвало. Он опять открыл глаза и уставился в пустоту, заросшие губы разъехались в саркастической улыбке – если можно назвать улыбкой оскал трупа.
– Мои родители… Моя жена, мои дети… – Голос надорвался. – Они давно отказались от меня. Они – изгои в городе и никто не хочет их знать. Мои дети… они всегда только вдвоем и боятся показаться там, где другие дети. Я принес слишком много горя… многим, слишком много. Ничто не держит меня в этом мире – ничто. Я хочу смерти.