Вернуться в осень - Страница 3

– Не понял… Не понял! – Сергей, пряча искорку в уголках глаз, удивленно-непонимающе смотрел на приветливо помахавшую ему из кухни Ленку и – из детской комнаты – малышню. – Это что, встреча? Встреча после работы дорогого мужа и любимого папы? Так-так… – Он деланно нахмурился. – Так! Повторяю заход заново!

С совершенно серьезно-недовольным лицом вышел за дверь и снова зашел в квартиру. Ленка, смеясь и вытирая руки о полотенце, обняла и звучно чмокнула мужа в щеку. На шее и руке, радостно повизгивая и ужасно довольная хохмой отца, повисла малышня. Сергей широким махом обхватил всех:

– Так должно быть всегда…

Всегда…

– …Лучше не говори больше «всегда». – Он строго смотрел на стоявшую перед ним с виновато опущенными глазами Сашу, постукивая пальцем по раскрытому дневнику. – Что ты в прошлый раз говорила? Что обещала?

Саша внимательно изучала сложно переплетенный узор на линолеуме.

– Саша, что обычно следует за словами и уговорами? Правильно – дело! Маша, неси сюда ремень!

Маша, к тому времени уже успевшая попрятать все имевшиеся в квартире ремни, натужно пыхтела, пытаясь всунуть длинную ложку для обуви в щель между стеной и стиральной машиной.

– Прости меня, пап… Я больше не буду.

– Так. Что не будешь?

– Ну, я исправлю английский… И не буду больше зря обещать. И не буду говорить «всегда»…

Глаза защипало, в горле застрял горький комок. Сергей закрыл за собой дверь и сел на тумбу в прихожей, снимая промокшие от дождя туфли. Из комнаты доносилось тиканье часов, за окном, громыхнув, проехал грузовик. Никто не бежал встречать из детской, не выглядывал приветливо из кухни. Всегда поменяло свое значение, став навсегда год назад. Молчаливая квартира кричала тишиной и слепила пустотой, потеряв навсегда и бесконечно дорогую, тихую и ласковую Ленку, и неугомонную мелюзгу Машу, и подросшую помощницу Сашу. Навсегда. Год назад.

Взорвавшая себя на одной из центральных улиц террористка-чеченка, следуя законам лишь ей одной понятной веры, наверное, и не думала о том, что за стеклом ближайшего к ней кафе обедали люди. Старшая Саша, уже как-то понимая недобрость происходящего, пыталась оттянуть от окна маленькую сестренку, удивленно разинувшую рот на фанатично кричащую какие-то лозунги женщину. Лена, ощущая в себе страшную пустоту, внезапно ослабевшими руками пробовала подняться из-за столика…

Взрыв, по милицейской сводке эквивалентный шести килограммам тротила, перевернул две стоявшие рядом машины и вынес все окна в близлежащих домах и магазинах. Первую ударную волну, резанувшую по большим новомодным стеклам кафе, догнала отраженная от соседнего дома вторая, и огромные прозрачные плиты острейшими лучами смертельных осколков взорвали зал…

Сергей плохо помнил это время. Все тогда завертелось в страшном калейдоскопе сменяющих друг друга событий, глаза и разум застилала пелена неверия. Это не могло быть с ними, просто не могло! Это должно быть там, в американских боевиках, а не с кроткой и боязливой Ленкой… Разум отказывался воспринимать то, что видел как действительность, как уже происшедшую неотвратимую реальность. Только не с ними – у них в семье все очень осторожные, у них всегда было так хорошо и мирно… Сильно ободрав руку о дверной косяк и не заметив этого, он ворвался в реанимацию неотложки, отчаянно теша себя мыслью, что все это ошибка врачей или совпадение фамилий…

Потом, ощущая в себе холодную пустоту, осторожно держал Ленкину руку в своей, глядя на ее даже среди бинтов выделявшееся неестественно бледное лицо с умоляюще-виноватыми глазами: «Сережа, Сереженька, ты только не оставляй детей, ладно? Сашка ведь твоя, да? И Машенька…» Страшным ударом трепыхнуло и упало сердце, Сергей до крови прокусил нижнюю губу. Старшенькая Саша умерла за три часа до этого, потеряв слишком много крови. Младшенькая Маша от полученных ран скончалась на месте…

Реальность всего, что произошло, он ощутил позже, уже после похорон, когда закрыл за собой дверь вдруг неожиданно ставшей такой пустой и молчаливой квартиры. Когда каждая вещь, каждый квадратный метр дома стали кричать и вопить, больно стегая память и изматывая сердце, заволакивая разум пучиной тоски и безысходности горя. Это была настоящая боль…

– Возьми себя в руки наконец! Жизнь еще не кончилась. Они всегда останутся с нами, понимаешь, всегда! Никто не забыл и никогда не забудет. Но это еще не конец, понимаешь?

Олег только вчера прилетел из Астрахани специально, чтобы поговорить с братом. Они сидели в маленьком автовокзальном кафе, выпив по две чашки кофе, но ему никак не удавалось растормошить Сергея и вытянуть его на откровенный разговор. За окном, как будто мстя за упущенный дождливый май, ярко светило и переливалось солнце. Сергей молчал, без особого интереса наблюдая, как рядом за столик усаживалась молодая семья. Жена о чем-то раздраженно выговаривала мужу, почему-то злясь и часто повторяя восклицание «Ты!»; муж вполголоса огрызался, потихоньку начиная закипать. Сынишка – мальчуган лет семи, видимо, давно привыкший к подобному, спокойно «ерзал» глазками по сторонам.

– Ты думаешь, Ленка бы обрадовалась, глядя, как ты себя пытаешься загнать в гроб? Я видел многое, Сергей, в море тоже случаются трагедии, но мужик просто обязан стиснуть зубы…

Олег в отличие от некогда уволившегося из армии брата-танкиста служил в бригаде морской пехоты, был подполковником и изредка бороздил Каспий на учебно-боевых выходах.

– Ты не хочешь открыть рот и сказать мне пару слов? Ау, Сергей! Ты дома? – Олег помахал перед глазами брата рукой. Сергей вздохнул и перевел взгляд в окно.